Дело Пусси Врёт: Казус Хамна-В-Проруби

  «Путичка, освободи нас, мы и так сделали для тебя всё, что могли», - вот что должны сказать Три-Девицы-Под-Окном, чтобы, наконец, вся эта «прогрессивна-опщественность» перестала держать их в тюрьме своими иезуитскими сердобольными малявами. Они давно бы уже были на свободе, если «общество» проигнорило путинский самострел и продолжило заниматься реальными предъявами кремлёвским ахтунгам, кто бы сомневался. А так – хуле, не может же путичка признать свой интерес в этой игре в дурачка – дурачками у него его же хозява, подвесившие нашего любимого евразийского презика за яйца «фальсификации»: «…и вы ещё хотите мне тыкать в попу раскалённым напильником «диктатуры»? – Идите прочь! Тренируйтесь, вон, на Кошечках™! Посажу-ка их лет на десять, и вы будете всю дорогу малявы писать, и не до паяльника вам, сучаре, будитЪ, гы-гы…»

Не, ну посаны, ну не могу никак понять, почему никто из этих трёх дур не мог сказать типо, сами мы не местные, толкнул нас на Великий-Грех™ страшный дяденька, сказал, что путичка любимый просил-умолял-наколенях-ползал… И всё! И пиздец же!

И хуй докажешь обратное.

Комменты здесь

ЗЫ. А вабщето, кремлёвское ванько-встанько остоебенило риальне и без бля. Навальный – на самом деле, изволите видеть – маркер нового, постинформационного «сетевого» поколения, он явно и легко переигрывает тупых, «ветхих» гебнюков по всем статьям, что даже хитрожопому собирательному среднестатистическому гудкову понятно. Только кому надо, чтобы он победил? Нет, братцы, так не пойдётЪ. Здесь важен процесс, а не результат: Кошечки™ как раз и существуют для того, чтобы на них тренироваться. Я правильно, говорю, Стас?

Хамно-В-Проруби™ для того и плавает невозбранно в последней, чтобы никто посторонний туда не нырнул (a), и чтобы никто посторонний оттуда и не вынырнул (б) – зачем же его гнать к берегу?

В зипунишке стиляжном, приталенном,
завернувши в газетку кутью,
на утёсе стою, оболваненый,
взглядом зорким на море смотрю.

В небе дэмоны кружат отдельные,
тучи чёрныя громом гремят, -
у подножия волны портвейные
в скалы бьются и пенно шумят.

О, ты жизня моя забулдыжная,
отсидевший давно уже брат…
Расслабуха моя шаромыжная,
застебала меня ты вумат.

То ли броситься в волны кипящие,
то ли с братом ещё забухать –
замочить эту жизню пропащую,
то ли вором, как прочие, стать?

Словно птица, от стаи отставшая,
западло обломись пополам!
Ты залей эти бельмы уставшие,
да пошли их на трам-тарарам.

Обожрёмся винища вонючего,
море выпьем, но флот не сдадим:
нам по ндраву морской норов вздрюченный,
будем бля, не расстанемся с ним!

Громом грянет пусть пестня матросская –
ширше сердцем, брат, станешь в момент.
Я стою, как Венера Милосская –
глянь, братва, на мой монумент!