Сергей Жариков
ДЫРКА ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ
(два Баха, две культуры и священный мат московского концептуализма) Безвозвратно ушло время, когда рок-музыка, тем или иным своим направлением маркировала зарождавшиеся «молодежные» субкультуры. Артефакты живут своей жизнью, да и аутентичной рок-культуре давно уже за пятьдесят. И дело здесь даже не в том, что современные субкультуры, что называется, «немузыкальны», – просто технический уровень звукозаписи, в частности, возможность оперативной коррекции звука упростились до масштаба несложного «тупого» алгоритма – скорее из области комбинаторики, чем, так называемой, «музыки». Да-да, я не оговорился, и Си-Ля-До-Си перевернулся бы в гробу, узнав, во что вылилась вся его теория темперации: попытка свести всю аутентичную ладовую музыку к единому знаменателю свелась к массовому клонированию музыкальных клише.
Увы, что и говорить, производство «одинакового» нарастает, живёт и, аки сотона, несказанно пугает официальных держателей темы: тут хоть цензуру вводи, хоть особые какие акцизные марки. Bach, конечно, выступил круто: перечеркнув лад, он вымостил идеальную дорогу для попсы, – для попсы, правда, в современном, «тиражном» смысле. Будучи золочёной иконой для всех последующих адорн, мыслил он, однако, субкультурно и сочинял, в основном, «для самодеятельности». Одинаковое, как видите, – одинаковому рознь и, тем не менее: анонимное популярному когерентно.
Учитывая тот несомненный факт, что Иоганн «Высокий» Бах был «заново открыт» в XIX веке никем иным, как Мендельсоном «Свадебный Марш» Бартольди, оба они, разумеется, хотели как лучше: первый работал на эффективность собственного, весьма раскрученного, брэнда (фабрики страстей и кантат), а второй, как бы цитируя первого, выдавал, таким образом, индульгенции новому поколению музыкантов-исполнителей, гастролёров по существу, мгновенно оценившим баховскую методу по сочинению блокбастеров: глупо упускать такой роскошный шанс свести, наконец-то, музыкальный язык до корпоративного эсперанто. Но получилось как всегда: это было открытие именно «теоретического» Баха, в то время как Бах «практический» был забыт сразу же после смерти композитора, – на фоне зарождавшегося классицизма его язык современникам казался уже устаревшим.
И только спустя пару столетий широкая публика смогла заценить «практического» Баха, развившего гностическую идею музыкального сборника в сторону того самого продюсерского «хит-парада», как мы понимаем его сейчас. Тому доказательств – море: немецкий лейбл СРО уже выпустил и продолжает выпускать огромное количество баховских апокрифов – фишки в игре различий практического и теоретического. Однако самый лёгкий анализ этих вещей показывает: «собирая» так понравившиеся ему хиты менее удачливых композиторов-современников и малость, транспонируя их в показательные тональности, композитор каждый раз превращал продукт в интеллектуальный доклад, демонстрируя свою математическую «систему» путём создания заведомого шедевра из набора расхожих клише своего времени.
В конце концов, наш разговорный язык тоже состоит из таких же клише (иначе мы просто не понимали бы друг друга!), и J. Cage не так уж далеко ушёл от истины, уведя «современную» музыку за рамки культуры – к протомузыкальным структурам, примитиву. И беспрецедентная популярность рок-музыки во второй половине прошлого века – тому пример. Но, почему рок приватизировали именно «левые»? Говорить о музыке в контексте социальной революции, по-моему, то же самое, что сводить её к автобиографии композитора – трудно представить более глупого толкования, демонстрирующее полное непонимание самой природы творчества.
Если оторвать его от субкультурной матки, легко заметить, что рок – в своей музыкальной манифестации – появился именно как сонорный протест против слащавого благозвучия, соответствующего вкусам white trash. Рок-музыка появилась вместе с изобретением гитарной примочки под названием «фуз» и утвердилась в качестве конвенционального культурного артефакта не без помощи стереозаписи, ставшей к тому времени доминирующей в звукозаписывающей индустрии. То есть «искажение» звука перестало восприниматься случайной, технической ошибкой, а превратилось в доминирующий, стилеобразующий художественный приём, используемый для передачи состояния особого overdrive – характерный для рока вообще в крестовом походе перцепции на апперцепцию.
Это был массовый протест против неокоммунистических «вертикалей» Адорно и его «теоретического» Баха. Этот возврат к Баху «практическому», полуанонимной, примитивной и «неправильной» музыке, – музыке funk, как «на заре жанра» её назвали сами рок-музыканты, – музыка, вообще ничего общего не имевшая с франкфуртским «высоким» и его латентной цензурой. Для политкорректного «общества» рок стал достаточно брутальным жестом, и шок от его воздействия стал подобен фарисейскому шоку от демонстративного, публичного мата: практическая культура снова вошла в конфликт с культурой теоретической, и каргопоклонников в очередной раз накормили трэшем.
Любопытно, что наиболее удачный и успешно конвертируемый совковый культурный проект последнего пятидесятилетия – московский концептуализм – развивался в том же ключе. Представляя собой концептуальную разработку феномена всё того же священного русского мата, русский (московский) концептуализм появился как раз в нужное время и в нужном месте, – как симптом разложения родной, так сильно ангажированной восточными сладостями «советской» (евразийской) среды обитания. Московский концептуализм пророс на почве - типичного для «восточных» мозгов - конфликта практической и теоретической культур с последующей инверсией соответствующих дискурсов, когда советская идеологическая теория подавалась в виде художественной практики как раз тех, на кого она, собственно, была направлена безотносительно того огромного контекста необходимых умолчаний, характерных для восточной ментальности. И как следствие-результат – вполне конкретная и от того весьма «нескромная» поляризация многих системообразующих амбивалентных смыслов.
Иероглифы причудливого евразийского сознания концептуалисты конвертировали в понятия, «концепты» – структурные единицы иной культурной среды, которую как раз и принято сегодня связывать с европейской, западной культурной традицией. Это была чисто русская стилистическая доминанта в евразийском месиве, и ничего личного: чувство поэтического долга из чувства долга. Это был трэш по отношению к соц-арту, представлявший собой типичный карго-культ. Будучи производной от многочисленных ссылок на соломенные самолёты собственного контекста, ирония стала необходимым атрибутом их творчества, и москвичи здесь выступили в роли навигаторов, постоянно подчёркивая маргинальность аутентично русского в так называемой «русской» среде и «русском народе» – псевдоним, под которым репрезентировал себя советский соц-арт.
Легко догадаться, что основной аудиторией и наиболее строгой референтной группой для московских концептуалистов оказались именно власти страны. Именно власти чутко и точно подметили имплицитно нецензурный месседж в их безобидной и ничем, на поверхностный взгляд, не отличавшейся от производства трафаретных химер официальной пропаганды, яко бы аполитичной деятельности. Почему? Да потому, что власти сами были профессиональными «концептуалистами», занимавшиеся, правда, лишь «теорией». Став частью самого властного и уже далёкого от коммунистических идей дискурса, их позднесоветские неумелые и жалкие мемы продолжали оставаться артефактами всё той же массовой и от того не менее буржуазной культуры, а потому не соответствовали реальности. Увы, апеллируя к духам предков, карго-жрец не может не верить в их существование, хотя начинали они, кажись, совсем с другого – романтических медитаций-манифестаций книжных гоблинов, которых так круто когда-то «закалила сталь».
Это был конфликт между матом теоретическим и матом практическим – прямо-таки в классическом, староимперском стиле борьбы одинакового с одинаковым – кто виноват и «кому на руси жить хорошо». Да, направив на «источник мата» всю мощь тогдашней репрессивной машины, власти поступили, как и подобает настоящей актуальной элите – они послали концептуалистов нах (матом): проявление силы, действительно, есть один из способов манифестации того самого «различения», о котором говорил Ницше. Однако это было ожидаемо с обеих сторон с той лишь разницей, что одни занимались репрезентацией одного и того же теоретически, а другие – практически, а потому валентности одинакового при разных intentio, разумеется, не совпали. Но дело сделано, и Слово™ сказано – ну, да, то самое, что не воробей.
Вот почему поистине ритуальное посылание нах концептуалистского трэша, то есть придание их продукту статуса священного карго есть не что иное, как вынужденный жест признания со стороны властей именно тех, кого они послали: в московских концептуалистах, а не исконно-посконных деревенщиках наиболее мощно проявила себя русская контрэлита, когда впервые, назвав все вещи своими именами, она сформулировала «различение» современного. Спровоцировав номинальную элиту на нигилизм, – то есть, вынудив её занять «пассивную», реактивную по отношению к креативу позицию, – контрэлита, таким образом, поставила под сомнение её легитимность и, по сути, сама стала актуальной элитой, подавив и полностью дезавуировав креативный ресурс противника.
Интересно проследить, как номинальная элита защищалась от миметических нападок контрэлит. Дело в том, что псевдонимом власти в этой стране всегда был и остаётся так называемый «народ», и совершенно неважно, что или кто прячется за этим словом: онтологического смысла оно не имеет. Тем не менее, согласно своим привычкам и защищаясь от нападок контрэлиты, «номиналы» не могли ничего придумать лучшего, чем поднять над головами суггестивного поля СМИ – т.е. «общества» – штандарты никем не определённого «профессионализма», и заклеймить своих противников, обвиняя их в самодеятельности. Но что значит «самодеятельность», как не деятельность без разрешения извне? И второй вопрос: можно ли назвать самодеятельностью 100% мимесис по отношению к дискурсу власти? Вот так – легко! – контрэлита подтолкнула «номиналов» идти вместе со своим химерическим «народом» в… абсолютное никуда.
Сила и овладеваемый ею объект, который, в свою очередь, тоже представляет собой силу, всегда имеют очевидное родство, как отношение подобного к подобному. Вот и номинальная элита, проигрывая битву на актуальном поле, стала в срочном порядке присваивать атрибуты «современного». Но как? Теоретически. И вот именно поэтому, с момента начала репрессий в широком смысле (а не демонстрировать силу и не предпринимать репрессивных мер, она никак не могла, иначе – она не элита) – «номиналы» с необходимостью превращаются в охранителей Зоны, патриотов пустоты; пропагандистов, культивирующих мертвечину, плагиат и эпигонство (он же т.н. художнический «профессионализм»), – в Глашатаев Смерти.
Справедливости ради, необходимо сказать, что все эти ладовые манифестации и попытки «зафанковать» общественное мнение, они же своеобразные формы протеста против различного рода культурно-идеологических темпераций (о как!) власти, имели место задолго до концептуалистов и отнюдь не только в этой стране. Просто в условиях семейно-кланового и, аналогичных ему, укладов жизни общества (допустим, оно имеется) естественная ротация элит принимает весьма острые и, на взгляд постороннего наблюдателя, порой, комические черты (именно это и бросается в глаза в первую очередь), – особенно, когда вместо реальной ротации старая элита пытается присвоить атрибуты контрэлиты и передать их по наследству.
Возврат к «ладу» – это не только так называемая «серийная» музыка «серьёзного» Кейджа и современный свободный «ненарративный» джаз, но и гармонические несуразности стиля «дэт-метал», и агрессивная антимузыкальность панка. Даже в постмодернистском «наиве», его демонстративно дилетантской и, набитой цитатами до отказа, эклектике есть очень много общего с «борьбой за патину», то есть всё за того же «практического» Баха с его деревенскими оркестрами, собранными на скорую руку из наполовину поддатых музыкантов, где всё на самом деле просто и всё на своём месте – борьба, которую ведут сегодня, в догматическом мире классической музыки, например, исполнители-аутентики.
Действительно: вот фаллос, а вот член, – вроде бы, одно и тоже. Но почему тогда слова «фаллический» и «хуёвый» – прямо противоположны по эмоциональной окраске? Что это значит? А это значит, что люди не просто не хотят разбираться в химерах «высокого» и «низкого», не желая подтягиваться к «высотам» подозрительных адорн, но само участие в тех или иных хит-парадах справедливо считают скрытой формой цензуры и вероломным посягательством на их свободу выбора. Все культурные «вертикали», таким образом, стали иметь исключительно приватный, субкультурный характер, где подобное выбирает подобное, а на остальное наплевать: каргопоклониики всегда будут питаться трэшем, зато есть надежда на креатив и, соответственно, на свои – кто знает? – пятнадцать минут славы, как однажды пообещал населению планеты Э.Уорхолл.
Жизнь есть активность, трансгрессия самости, постоянное «различение» в игре-на-повышение – «креатив». И наоборот: пассивность, смешение, шлифовка, онтологический нигилизм в игре-на-понижение – есть лишь «исполнение», репрезентация чужой воли, – она же «реакция», – то есть буквально, реакция на жизнеутверждающий креатив, воззвание к смерти. Разница между акцией и реакцией, как остроумно заметил Е.Головин, и есть та самая онтологическая разница между фаллосом и членом: не «низкое», но эклектичное; не «высокое», но аутентичное. А на уровне амбиций, манифестирующих себя, как правило, через компенсации, эта разница проявляется инверсивно, через собственное отрицание – посредством либо героического становления и овладение розой, либо демонстрации…хуя, в качестве выставленного наружу блока по защите имманентной «дырки» (т.н. анальное огораживание).
Вот почему между жизнеутверждающей самодостаточностью и публичной репрезентацией «жизни» всегда имеется существенная разница. Задача индивидуации решается через «различение», поскольку для истинно живого единое проявляется через множественность таких же «я», как и «Я», где взаимоподражание одинакового неприемлемо и нежелательно даже в бытовом плане. И, если кто-то там требует «идти вместе», очевидно, подлинно живого там нет и быть не может; в этом параде трупов могут участвовать одни лишь «дырки», да и то под водительством, в лучшем случае, «членов» – членов Партии, членов Политбюро – членов, как объектов замещения и отделённых поэтому, – как от ячеек, так и яичек.
G. Deleuze, безусловно, прав, когда говорит, что в жёстких рамках языка сама интерпретация является мыслью, а в наше время, ясное дело, «мыслить» все хотят исключительно сами. И каргопоклонники, живущие священным мимесисом, тоже. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в этой, чисто игровой ситуации кто-то пытается, что называется, опрокинуть стол: игра никогда не будет закончена – мир находится в режиме постоянного становления. Природа практического мата находится именно здесь: бурление говн есть простая репрезентация собственной неспособности к преодолению имманентно хуического на пути к фаллическому. В то время как теоретический мат есть репрезентация нежелания того же, провокация по отношению к первому – трэш.
Теперь, надеюсь, понятно, почему современники всегда чувствовали некую «нецензурность», – что в случае с баховской математикой диссонансов, что в случае с роком (Секс-Наркотики-Рокинрол™) или подзалупностью джаза – список явлений и эпитетов можно продолжить. Подражая креативному фаллизму Великого Архитектора Вселенной, член вряд ли будет готов к реальной трансгрессии, то есть творческой интерпретации Его Метода, требующей недюжинного напряжения, – нет, он просто будет демонстрировать наличие хуя (желательно больших размеров) и, одновременно, фарисейски причитать о целомудрии. Ещё бы: дырка есть негатив хуя, его непроявленное, требующее заместительной репрезентации и соответствующего нарратива – примерно в том же смысле, как история Иисуса до «предательства» Иуды.
Поскольку репрезентация рабами «образа» Господина всегда происходит по одной и той же формуле присвоения его атрибутов, то это рабское убожество будет и дальше пронизывать всю нашу российскую жизнь и весь так называемый «отечественный» шоу-бизнес, где одни лишь атрибуты, атрибуты и ещё раз атрибуты. В обществе, сакральной сердцевиной которого является карго-культ, – где элита представляет собой закрытый для посторонних кула-ринг угрюмых дарителей «даров» (Набоков, ау!), а главный альфа-самец и есть самый главный раздариватель сакральных даров, – «самодеятельный» креатив всегда будет строго считываться и однозначно приравниваться к попытке захвата власти. Любое оригинальное в этой системе есть экстремизм (ст.282 УК РФ).
Я не буду повторять, что он в принципе немузыкален, этот шоу бзззднс, – не музыкален и сам российский лох, на кого весь этот лохотрон как раз и рассчитан. Здесь, по крайней мере, всё «чесно». Дело – в другом. Шоу-бизнес есть форма и способ ретрансляции массовых мемов, на котором элита ещё и зарабатывает деньги, – и так везде: музыка, искусство, таланты обитают в другом месте. Тем не менее, шоу-бизнес – зеркало номинальной элиты, в котором чётко отражены её вкусы, амбиции и, собственно, уровень соответствия самой себе.
И мы видим, как сквозь гламурную пелену отечественных «элитных» артефактов, то есть, разумеется, всего лишь позиционируемых как «элитные», – через множественные щели и прорехи редкого в своём уёбищности организма льётся самый натуральный гной, внимательному наблюдателю, на самом деле, говорящий о многом. И все эти банальные рассуждения на тему «глупого и неразвитого» населения, увы, уже никого не могут ввести в заблуждение. Во-первых, и это нелишне повторить, «народ» является псевдонимом самой власти. Во-вторых, неэлита имеет полное право быть неразвитой и глупой, поскольку, по определению, элита – это те, кто даёт населению Имя. Легитимная элита имманентно обладает атрибутами Господина, а не перманентно демонстрирует их на подконтрольных себе СМИ.
Вот откуда все эти «тёлки», «тачки» на фоне «шикарных вилл» с невозмутимыми красавцами-секьюрити из российских клипов – вне зависимости от содержания их музыкальной прокладки – странным образом схожие по жанру с энтэвэшными «новостными» видеосюжетами про сильных мира сего. Это абсолютно дырявое понимание могущества посредством эксцентричной эстетики какого-нибудь гея-кутюрье не столько, как оказывается, не способно на имитацию присутствия (материализация снов пассивных лохов-«терапевтов»), сколько до предела красноречиво рисует картину имманентного отсутствия у современной элиты способности олицетворять собственно власть.
Что и говорить (и читатель знает это лучше меня), – проигравшие всегда ругаются матом и пытаются показать присутствующим жопу: «Вам попу сейчас показать, или в конце концерта?», – любит, говорят, спрашивать Борис «Ихтиандр» Моисеев свою публику в начале концерта. Ох, как цинично-постмодернично! Возмутительно? Ах-ах! Да остальные делают то же самое, не спрашивая об этом абсолютно никого! И это их «прямое действие» есть лишь результат несовершенства игры, как и статистика хулиганств, есть лишь простое доказательство несовершенства системы, которую современная элита по существу попросту пародирует.
Что такое, в конце концов, «различение», – если мысль есть лишь одна из интерпретаций вполне ограниченного числа языковых трафаретов? Это ведь не только манифестация Иного, но и самого права на Иначе. Везде только и слышно – мы с народом, мы с президентом, мы с битлами, мы с гребенщиковым. А те, разумеется, вместе «со всеми вами, дорогие наши друзья». Но понятие «мы» не может существовать без «они». То есть, по умолчанию, мы к кому-то там, ну обязательно должны быть «в оппозиции». К кому – не важно, главное здесь – «мы»! А вот и наши тёлки, наши тачки и наши особняки: хто тут, бля, супротив «наших»?! И почему ни один человек в этой стране не возмутится, что он, Сидоров, типа, просто сам по себе? И что он готов, типа, всегда договориться с другими – как и он, omni mea mecum porto, и признающими, поэтому за Сидоровым, право быть Другим. Что же это за «оппозиция» такая, к чему? Ведь понятно, что в отсутствии «мы», «они» и «ваши-наши», Иное к Иному может находиться вне всяких оппозиций!
Будучи синонимом нигилизма, оппозиция в экзистенциальном смысле может быть только оппозицией к сущему, то есть к жизни. Вот он, этот трупный месседж вечно голодных и сексуально неудовлетворённых российских газет, журналов, радио, телевидения – всей, позиционирующейся так или иначе, российской «элиты», которая также старательно, повторяя опыт других, действительно развитых стран, репрезентирует себя для масс в фокусе «национального» шоу-бизнеса – они ведь всегда и всему говорят только «нет», они – оппозиционны! К чему?
К жизни. И Bach, и рок-«революция» 60-х, и московские концептуалисты 70-80-хх, – каждые по своему праздновали свой праздник жизни. Они заказали себе клише и аккуратно вырезали трафареты, по которым системные критики судят сегодня «отступников» и посылают их нах (матом). Именно на демонстрации атрибутов былых «революционеров» представители потомственных элит продолжают выстраивать подмостки своих авторитетов, с которых оглашает окрест сегодня одна непрерывная тема депрессии и разложения.
Однако никто из вышеназванного списка никогда не был даже оппозиционером; именно критики, охраняя сомнительные моральные (читай: привычные) устои системы, окрестили их этим иронично-маргинальным термином – «революционер», – революционеры-экстремисты, которые на кого-то тогда-то и тогда-то, и так сильно «повлияли». А они просто утверждали себя, своё право на Иное и совсем не хотели ни на кого «влиять». Эпигонам всегда трудно понять, что постоянно находящемуся в победоносном бытии «различения» Другому не нужны ученики. Герою не нужны трупы. Проявление силы есть постоянное становление и утверждение различия. Трагедия Героя это радость манифестации Иного, а не рабская демонстрация “героических” ксив…
Глашатаи Смерти продолжают петь свои заунывные песни и посылать конкурентов нахуй. Но до них не доходит, что нецензурное существует лишь в головах посылающих: мат есть прямое порождение цензуры, как аутсайда по отношению к мысли. Однако этот их целомудренно-«оппозиционный» дискурс стар, как мир, и он постоянно возобновляется и повторяется, – будучи лишь транспонированным в удобную на данный момент тональность, – в качестве одной и той же темы недееспособной, вырождающейся, потомственной, а оттого вдвойне нелегитимной «элиты». Хотят они того или нет, но эта тоска по недостижимому раю, – хотя, может, ровным счётом наоборот, – превращает номинальные элиты подобного типа в эпигонов соответствующих контрэлит. Это ключ к «странным», казалось, поворотам нашей истории: наша номинальная элита постоянно находится в режиме «секонд хэнд», а актуальное искусство, поэтому, никогда не выйдет за рамки трэш-арта.
Язык старых, использованных клише и стереотипов – вот что, конвенционально, объединяет элиту и контрэлиту! Народ и Партия едины: настоящие эпигоны и – говорящие эпигонским языком, такие же настоящие креативщики, находящиеся в состоянии постоянного конфликта между собой. Что же так? Творящие сознанием, и не способные творить сердцем, эпигоны страшно обижаются, когда им доказывают, что они поклоняются лишь амулетам тех, чьи тоги они на себя напялили. Вот почему абсолютно вся их, не имеющая отношения к творческой интерпретации деятельность, в принципе не поддаётся интерпретации, а значит, – эта деятельность неактуальна. Не случайно деятели контрэлиты свой креатив называют «актуальным искусством». Иронически, таким вот странным, сугубо миметическим образом, они провоцируют своих оппонентов на онтологические чудеса, чтобы каргопоклонников в очередной раз накормить трэшем…
Мир действительно живёт по законам сегрегации, и подобное всегда тянется к подобному. Только софист, зачинатель Игры аккуратно следит за своими полями – сеет травку и подстригает газоны. Увы, законы сегрегации таковы, что в них есть место, как для обыкновенных игроков, так и для софистов, поскольку сами софисты являются такими же рядовыми игроками в системе более высокого порядка. Поэтому, принадлежность к той или иной системе определяется лишь нашим собственным уровнем понимания сути вещей, а не позиционированием в той или иной игре: понимающий больше играет понимающим меньше, а понимающие одинаково – всегда заодно.
2003
_____________
Группа ДК
СОДЕРЖАНИЕ - послушать и скачать
Картинко из блога Миши Вербицкого
Группа ДК на www.youtube.com
↧
ДЫРКА ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ
↧