Юрий Шевчук: I still haven't found what I'm looking for

  Короче, Шевчук. Он же Юра_Музыкант™ и его последний, Прозрачный_Альбом™. Вообще, это весьма пошлое и, очевидно, запоздалое желание вступить в виртуальный клуб отечественных каргопоклонников ливерпульских жуков 50-ти летней давности – единственная нелепость данного релиза. Атмосферный, отлично структурированный музыкальный аудиоспектакль. Добротная, качественная работа, и дядя Юра здесь явно скромничает, называя её «хренью». Скорее, это писанина местных «критиков», абсолютно не понимающих феномен ДДТ. Впрочем, это естественно для страны, где нет журналистики, как таковой, и что удивляться тому, что нет и музыкальной?

ДДТ – явление очень «советское», и к Русскому_Року™, – появившегося на волне RIO, то есть через два десятилетия после советского Шестидесятничества™, – безусловно, не имеет никакого отношения. Это не Гражданская Оборона, и даже не Калинов Мост. Если шестидесятнический дискурс сравнить с браузером, то язык рока можно рассматривать в качестве некоего расширения, которое музыканты 80-х просто взяли и скачали из ноосферы, скажем так. Причём, кто-то взял за основу клише 60-х, кто-то гармонии из прога 70-х, а кто-то заделался «панком». Однако эту движуху, более известную по именам Евтушенко, Вознесенского и Ахмадулиной, создали исключительно поэты, а потому нео-шестидесятников из 80-х объединяет та же, строго поэтическая генеалогия, где музыка не просто вторична, но используется, как правило, в качестве semantic link и не более того.

Комменты здесь

Юрий Шевчук, в первую очередь, поэт и, вполне возможно, один из лучших в этой плеяде (в основном, ленинградской) звёзд т.н. «советского рока», которым школота частенько и вполне справедливо отказывает в роке как таковом или обвиняет их в откровенном плагиате, если использовать оптику рока, разумеется. Вот поэтому этого и не надо делать, иначе мы просто ничего не поймём.

Конечно это не рок. И, тем не менее, яркое явление отечественной культуры, уходящей корнями к городскому романсу, а от него, обратно, к социальной лирике шестидесятников. Кино, Аквариум, ДДТ – вот они наши столпы нео-шестидесятничества 80-х, которое получило это весьма нелепое погоняло из середины 60-х и на поверку ему не соответствующее чуть более, чем полностью, а потому и трансформировалось в откровенно оценочный маркер «говнорока», ещё больше уводящий в сторону от понимания природы вещей. Если это ничего не имеет общего с роком, то и говнороком его называть, тем более, некорректно.

С Шевчуком я познакомился заочно в году, этак 84-м. Мы вели подпольный образ жизни и, находясь под прокурорским надзором, я выпускал чуть ли не по альбому в месяц на такой же подпольной студии, оборудованной из обычной двухкомнатной квартиры в стандартном девятиэтажном панельном московском доме. Это был самый пик смуты, наверху власти была страшная грызня, и нас использовали в качестве инструмента обе противоборствующие «партии». А, может, и больше. Это было страшно неприятно, что и говорить, и когда хозяин студии узнал о репрессиях по отношению к, уже ставшей известной и популярной, группе ДДТ, он попросил «исправить ситуацию», поскольку сам был ярым фанатом Шевчука.

Это был обычный для того времени бартер, и я не мог отказаться, выполняя функции продюсера того или иного и куда более коммерческого проекта, чем ДК, а потому обзвонил музыкантов и слил контакты администратору мероприятия, которое, впрочем, проводилось в условии строжайшей секретности: один обзванивает, другой собирает состав, третий ведёт на базу, четвёртый записывает. Все друг друга, разумеется, знают, но роли каждого, тем не менее, неизвестны, кроме одного, кто, собственно, и продюсирует данное мероприятие. Это был тот самый альбом «Время», материал к которому Шевчук записал, в частности, с музыкантами ДК в конце 84-го – начале 85-го, и моей задачей было превратить его в «продукт».

Высоцкого я не переваривал, а голос дяди Юры был так на него похож, что первым делом я занялся «орочиваним» материала, вслед за публикой ошибочно приняв ДДТ за рок. Ошибочно, да, прости дорогой, но я пытался убрать именно эту твою фирменную теплоту, артикуляцию, идущую от текста, а не вопреки ему, как это было принято в классическом роке. Звук я старался сделать как можно более жёстким, холодным, порой в ущерб вокалисту, ну и в конце концов, завалил, показавшейся фальшивой, фразу «так он браток нам», на что как раз и возмутился Игорь Васильев, на студии которого всё это и происходило, поскольку Валентина Щербину к тому времени замели уже менты прямо в метро со «случайно» оказавшейся книжкой Солженицина в его кейсе.

Ну, что поделаешь, шестидесятников я всерьёз не воспринимал, считая их чекистскими «улучшайзерами», моя группа находилась тогда в русле RIO, и всё питерское тогдашнее музло, поэтому, мы искренне считали на Маскве каким-то недоразумением, кроме разве что небольшой кампании Липницкого-Троицкого, так и зависших на панке середины 70-х. Короче, готовый альбом Юрик пришёл слушать уже к Сане Агееву, и там мы встретились, где предварительно, по совету Васильева я переделал концовку.

Шевчук был настолько провинциален в своих «ценностях» и откровенно считал меня антисоветчиком, что разговор не клеился, поскольку постоянно сводился с его стороны к какой-то проповеди какой-то смешной шелухи, что у нас было не принято и напоминало раннего Макаревича, над которым тогда уже все немного посмеивались. Скорее всего он догадался, что продукт я изготовил без особой любви к материалу, и меня в тот момент интересовал не сам альбом, а желание узнать, кто же всё-таки, настучал на Щербину, и это был кто-то из его уфимского окружения, безусловно, и я об этом знал точно, потому как сам просил знакомого гебиста вытащить его из метро-ментовки (у нас тут свои были «игры»).

Ну а потом на Лосиноостровской в компании жившего рядом Рыженко и его овчарки мы провожали Саню Волкова в армию – там был и дядя Юра, который постоянно меня лечил и обвинял в том, что из-за таких, как я и т.д. и т.п. Волков всю дорогу пытался нас помирить и, хотя всё это сейчас вспоминается крайне забавно, как и то, что тогдашний дедетешный аранжировщик Володя Сигачёв был всегда на моей стороне, тем не менее, в электричке постоянные и подогретые бухлом наши перепалки чуть не привели к конфликту, причиной которого, безусловно, был именно я, смотревший на Шевчука исключительно через «роковую» оптику, как, впрочем, и на Гребенщикова с Цоем. Это была ошибка.

Артистическая генерация 80-х за редким исключением, увы, не была никаким «роком» – ни по онтологии её героев, ни по оставленным ими артефактам, а неким «расширеним» для шестидесятнического браузера, с его знаменитой «авторской песней». Именно это и было оригинальным в феномене, строго и всецело принадлежавшем т.н. советской культуре. Рождённые_в_СССР™, безусловно. И по сей день продолжающие жить там, где, собственно, Юру-Музыканта и назначилииграть роль «оппозиционера». Ну, какой из Шевчука оппозиционер? Или из Цоя, верхом совершенства считавшего итальянскую эстраду с её собирательной Пупой?

Юра, уверен, тебе не очень нравится эта роль. Увы, но сия банальнейшая коллизия имманентно вписана в системный сюжет, и ровно эту роль играли шестидесятники с их приснопамятными аксёновыми, которых на фоне действительно качественной литературы, читать уже никак невозможно. А всё почему? А всё потому, что не стоит поддерживать власть любым диалогом с ней и уж, тем более, не пить с генералом КГБ.

А уж если уж пить, то никогда не петь об этом: невозможно описать систему языком самой системы. И, тем более, изменить её, не сунув палку в жёппу русского мужикавводя нового языка. И в этом как раз состоит вся ложь шестидесятнического дискурса – иллюзия протеста, где борьбой с педикулёзом ведут сами лобковые вши. И ты – либо вошь, либо Как_Вас_Зовут_Извините™, и здесь надо найти, наконец, то что ты ищешь и, тем не менее, не искать того, что заведомо никогда не найдёшь. О чём это я?

Ах, да: маст бай. Десять из десяти.