© о чем невозможно говорить, о том следует молчать

  «Говоримое» у Витгенштейна синоним «описания», то есть «языковой игры», где смыслы обладают коннотационной «плюральностью». В основе его метода лежит идея конгруэнтности онтологической структуры мира и логической структуры языка. Отсюда понимание мира сводится к достаточности языкового ресурса, а проблема «дураков» к неразличимости смыслов, причиной которой – некорректное употребление слов. И тот, чье референтное множество, скажем так, шире, а денотаты уже, всегда будут рулить теми, у которых дело обстоит ровным счётом наоборот. Просто в силу хрестоматийной широты кругозора.

Что не поддаётся описанию, в первую очередь? Оценочные суждения, они самые. Есть ли, однако, способ их обозначить? Есть: при помощи «письма», он же продукт языковой игры, где смыслы, как правило, продуцируются в качестве производных от конкретной биографии того или иного производителя смыслов. То есть один и тот же языковый «факт» может иметь различную коннотационную (онтологическую) сложность и требует, в свою очередь, более сложного языкового предложения, иначе коммуникация превратится в разговор немого с глухим.

Витгенштейн – безусловно – предтеча всей этой французской постмодернистской генерации в тотальной манифестации времени решившей отделить актуальное от виртуального и ответившей на запрос постинформационной эпохи куда более адекватней своих предшественников, его идеи дали толчок развитию лингвистики. Любая «концептуализация», поэтому, начинается с анализа самого языка и, наоборот, «поэзия» метафор и гештелей любое высказывание подобного рода превращает в смысловую бессмыслицу. Отсюда главенствующая роль письма и искусство владения им строго персонально, как искусство строгого коннотирования смыслов в максимально сложных предложениях, они же единицы языковой конструкции.

Комменты здесь

Вот почему те, кто желает «попроще» и «попонятнее», с необходимостью идут нах: сложные факты невозможно описать простыми предложениями.