Сергей Жариков
Рихард ШТРАУСС: «НЕ ЗАБУДУ МАТЬ РОДНУЮ» (начало)
(Разложение одних есть порождение других)
Мальчишки и девчонки, интересующиеся геополитикой как бы со стороны, читают много интересного и полезного. Однако, такие сложные понятия, как «старовер», «геополитик» и «постмодернизм» невозможно объяснить путем цитирования как самих геополитиков, так и популярных телеведущих: русский язык настолько богат оттенками смыслов, что названия вещей, о которых не принято говорить в приличном обществе, так сильно напоминают китайские иероглифы, что их можно познать только изнутри – иначе никак. В прямом и переносном смысле – как сами эти вещи, так и понятия, их обозначающие.
Мальчишки и девчонки, интересующиеся геополитикой, следовательно, имеют полное право требовать от нас точнее излагать мысли и, – вводя в преамбулы квинтэссенций, как минимум больше фрустраций и как максимум меньше апперцепций, – не играть словами, а оперировать уже известными антифашистскими дефинициями – не оскорбляя при этом чувств как коммуно-православно-верующих, так и представителей демопатриотической номенклатуры, размещенных спецслужбами по всем щелям Амбициозной Территории.
Надо ли говорить, какое Говно для нас этот Вопрос (ГВ) и, согласно последним Указам Президента – в ответ на письма трудящихся – мы постараемся, широко практикуемые, но малодоступные сегодня идеи, конвертировать в интеллектуальную валюту попса. По выгодному для обеих сторон курсу: расслабиться, отдохнуть, словить кайфы. Релакс форева – не париться и не рвать жопу понапрасну.
Комменты здесь
Употребляя выражение «постмодернизм», мы подчеркиваем: один предмет нашего интереса постоянно следовал за другим, но так, что прошлое нередко оказывалось впереди будущего. И, раз такое дело, похоже, нас ждёт (ждёт-таки!) новое «современное» под каким-то другим, разумеется, псевдонимом, – и здесь находится самый цимес проблемы: как он будет выглядеть этот новый «неомодернизм» – манифестация «современного», что, со своей стороны, всегда отличало его от всего того, что современным, так или иначе, не считалось.
Конец, как известно, это начало, которое, в свою очередь, ожидает свой конец, – а потому проговариваемое обществом вслух как декларация, уже есть «признак упадка» – начало конца соответствующего исторического отрезка времени. Мишель Фуко удачно назвал его эпистемой. Следовательно, стилеобразующие элементы предмета нашего интереса надо искать не просто в предыдущей эпистеме, но конкретно в точках ее главных конфликтов и кризисов – или, как говорят некоторые, «в свинцовых точках Сатурна».
Чтобы читатель не обосрался от обилия адреналина, выделяемого при произношении непонятных слов, по-русски это будет звучать примерно так: «Что у пьяного на уме, то у трезвого – на языке».
Антихристианские постулаты Ницше конца позапрошлого века подвели черту, за которой неофеодальный постромантизм перестал считаться «современным положением дел», а накопление информации стало синонимом «прогресса». Товарообмен посредством денег в своём пределе превратился в драйв разночинцев и, выкрикивающие лозунг «всё на продажу!», на медийную авансцену тут же выкатили бородатого Маркса (в обнимку с Энгельсом, разумеется). Количество бросило вызов качеству, как бы найдя «всеобщий эквивалент»: «Рим, нах. За бабки, бля. И только!» Вот именно тогда модернизм и утвердился в своей конвенциональной легитимности – когда, предвкушая нехилый навар с новомодного, торгаши набили свои салоны высокооплачиваемыми клоунами с «именами», а судьбоносной ссорой Вагнера с Ницше была разрезана пуповина непродолжительных родов «современного» уже в мозгах.
И модернистский «продукт» стал эквивалентом информации, которую можно купить и нужно копить. Старый постромантический лозунг «вчера, которое было», сменился, как казалось, архисовременным – «вчера, которое будет»: будущее тоже хотели «приобрести». Но материализоваться иначе, чем в виде прошлого, оно, увы, не могло. Любая информация – будь то деньги, снятая с цензурного запрета книга, научная гипотеза или ориенталистская фантазия – стала той фомкой, при помощи которой медвежатники от «современного» взламывали замки прежних табу и разбивали призрачный хрусталь феодальных химер: к жопе, например, как товару приватному, прибавился товар новый, но уже общественный – образ этой жопы, «личность».
– Хотите письку? Вот вам изображение письки.
1. IG ГЕРОИ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Мало кто у нас знает, что за основу гимна Советского Союза взят старинный грегорианский хорал. Причем, настолько известный, что его использовали даже геополитики из группы Dead Kennedys. И – тем не менее. Вряд ли кто будет сегодня утверждать, поэтому, что новая Главная Песня Амбициозной Территории оригинальнее старой на музыку Глинки – итальянского театрального композитора с украинской фамилией, ставшего впоследствии Батькой Русской Музыки (БРМ). Однако, даже сделав сие открытие достоянием широких масс, можно смело утверждать, что наличие оригинальности не входит в перечень критериев национальной идентичности – за отсутствием предмета идентификации. Это все равно, что выбирать между «яблочной» и «грушевой» газировками, отличающимися лишь количеством фенилаланина (С9Н11NО2).
Территория, которая до сих пор не знает, частью какой другой территории она является, может выбрать себе любой гимн, но говорить из окна «мерседеса» о староверии и геополитике, значит – все равно – пиарить европейские ценности, и голдой с гимнастом тут не прикроешься. И от мерина не откажешься. Поэтому полемика вокруг модернизма рубежа XIX-XX веков проходила на общеевропейском фоне и подчинялась лишь собственной логике развития: русская музыка здесь могла иметь значение, только включившись в эту конкретно европейскую интеллектуальную игру.
Можно сколь угодно долго обвинять никониан «киевского» распева в сладкогласии и подмене веры – музыка, однако, развивалась в непомерной дали от исламо-христианства (арианства), что не совсем точно назвали «православием». Именно поэтому, наверное, на знамени русской музыки появился портрет Глинки, а не сводный лик древлеправославных крючкотворов. И мы – да, да – слышим, как трудящиеся уже шумно сигналят наверх и предлагают взять в качестве государственного гимна «Чебурашку» Шаинского, создавшего (совместно с Успенским) такой светлый и запоминающийся образ Советского Человека из обыкновенного экзотического фрукта.
Если Ушастый Апельсин смог стать героем нашего времени, то уж русская музыка XIX века при всех своих очевидных достоинствах – обладала не менее вторичными признаками. Подражали? Да. Но какая роскошная разница была между предметами подражания! Впрочем, по прошествии лет стало ясно, что так называемые «кучкисты» оказались более продвинутыми в плане труЪ-выебона: их учителям посчастливилось вовремя завершить большой романтический стиль, и пальцы были растопырены в нужный момент.
Однако сие незабываемое событие тут же ввергло в уныние их оппонента – Пиковую Даму Печали (ПДП – П.И.Чайковский), – и ей, увы, просто не хватило воли пресечь собственным же глистам мелодического антифашизма вконецъ осквернить её ранимую душу и, в конце концов, проесть ея гладковыбритое тело. Тем не менее, именно Z-граждане – подлинные староверы-геополитики поставили ПДП на ходули и грамотно (ох, как грамотно!) все её ваучеры обменяли на питьевой спирт. Да так, что по сей день, весь постромантический стиль остался быть замазанным дёгтем фашизма и человеконенавистничества.
Конечно же, изнеженный и говнистый, весь в румянах и вазелине романтический герой сам выпрашивал пиздюлей – когда гонявшая вшей номенклатурная общественность Санктъ-Петербурга упивалась бархатными басами, чьи прообразы в припадке белой горячки истязали очередных невинных младенцев, рождённых от припизднутых русских царей. Они постоянно лепетали что-то там про русский народ, а он, со своей стороны, гордо безмолвствовал – подобно розе прекрасной и гондону штопаному особо. Но, в то же время, в русской музыке никогда не было конкретного «человека» – что делало ее, с точки зрения XX века, куда современней своих европейских аналогов. И это факт: «Мы все учились у русских», – говорили Равель, Холст, Респиги... Что тогда говорить о Скрябине, которого считали русским более чем он себя сам: английские критики до сих пор называют его «сатанистом» – этого сугубого фашиста начала прошлого века.
Однако модернистская эрозия гуманитарных понятий касалась лишь «богочеловека» – химеры, о которой тогда так расово любили попиздеть. Кризис современного мира понимался лишь как кризис патриархальных западных ценностей, и все полезли тогда в глубь веков, надеясь отыскать в сундуке истории какой-нибудь заебательский корсет или насисечник необыкновенной формы, коим и оказался грегорианский хорал – как новоимперская потенция, как музыкальный символ имперской парадигмы; а его адвокат – Отторино Респиги – стал главным композитором фашистской Италии.
Легко догадаться поэтому, что блядству-непотребному Респиги научился не где-нибудь, а на родине фашизма, в СПБ – у Римского-Корсакова, в его Консерватории. Как раз тогда, тёмными петербургскими вечерами Отториныч частенько наведывался в Смольный к Доброму Дедушке Ленину (ДДЛ), где тот, время от времени, поигрывал в шахматы со своим другом Бенито, будущим Дуче Всея Италия. Надя Крупская пекла расово жирную шаурму, а из оставшегося теста все вместе лепили хлебные чернильницы (что так архилюбил Ильич), угощали ими итальянских товарищей, – всё было тип-топ. И все рисовали фашистские свастики.
Прошли года (моё богатство), – Грузию назвали Джорджией; хорал, соответственно, джорджинианским. А никому не известный прохиндей Александров в одно мгновение стал «всем известным» композитором.
Но пройдут ещё тысячелетия, перед тем, как Президент-Путин примет решение возродить Большую Песню. Маневрируя в тесных рамках модернистского проекта и укрепляя вертикали собственной власти, этой старой новой музыкой он попытается укрепить виртуальный имперский миф Территории, на которую он решит посмотреть через лекала советского прошлого. Упс! Модернизм был лишь детищем постромантизма и его органическим следствием по типу corruptio unius est generatio alterius, и сказать про чувака, что тот пёрнул в лужу, конечно, можно, но только не про официальное лицо.
Однако то, что в одном фильме Сокурова веселящийся Адик все время называл «трупным чаем», совсем не случайно вылезло в другом его фильме уже в качестве главного героя, очень похожего на все того же Чебурашку, который, в свою очередь, как две капли воды смахивает на Олимпийского Мишку (ОМ) – другое детище эпохи развитого социализма, по которому знаменитый певец Лещёв лил крокодиловы слезы на мелодию старинной блатной песни. Налицо, таким образом, стилистическая преемственность власти, как оказалось, всего лишь проявившей слабость к трупному чаю имперских песен в прикуску с ломтиками из апельсинов с ушами. И это Сюжет?! Да, увы, и разворачивался он в формате очередной репрезентации плюшевого «величия» Зоны со вполне конкретными паханами-гауляйтерами в белых рубашках и без пиджаков.
Ницше отвернулся от Вагнера, посчитав скрытый антропоцентризм последнего неуместным и несовременным. Увы, в «маленьком Рихарде» он увидел лишь пошлого ремесленника: «Бог умер!» – воскликнул Ницше. «Нет, – ответил Вагнер, – умерли боги. Gotterdammerung – и нипизди». Но время всё поставило наоборот (так, кстати, назывался и роман Ж.-К. Гюисманса), – исполняя Бетховена в два раза медленнее авторского темпа, Вагнер просто попался как мальчик: он хотел остановить время. Но не только это заметил Ницше: тема «валькирий» была тоже позаимствована у Бетховена – смотри его «Девятую» в авторской редакции, например, с Маккеррасом.
И действительно, посыпались одна за другой непоколебимые крепости империй – но не империи вообще, а лишь основанные на информационном насилии империи-идеологемы, империи-декларации – окруженные колючей проволокой, ничего не значащие территории, где время имеет тенденцию торопиться вспять.
Это тогда считали, что власть принадлежит тому, кто владеет информацией. Когда же, наконец, поняли, что информация вообще не есть предмет собственности, появился постмодернизм – как попытка ее дискредитации. И вот на этом фоне и именно поэтому каждую полночь радиоточка напоминает нам сегодня отнюдь не об империи, а обо все той же волосатой жопе Дядюшки Джо, которую так нежно лизнул в свое время какой-то Александров. И вот сияет она теперь, как горячее солнце южного Царьграда, как солнце в бокале твиши-гурджани, как полосатая звезда имперской Византии, за которую сегодняшним ностальгирующим монархистам снова высочайше разрешено пропустить по пятьдесят грамм.
2. NEN ДО ОСНОВАНЬЯ, А ЗАТЕМ
Считается, что Гитлер обожал Вагнера, а Вагнер Гитлера и т.д., и т.п. Можно только представить, на какие мелкие кусочки разнесёт своё очко читатель, когда узнает, что самым популярным композитором Рейха был не Вагнер, а... русский геополитик Чайковский, которого превосходно интерпретировал Главный Немецкий Дирижер (ГНД) Фуртвенглер, до конца жизни пытавшийся остановить время аналогичным образом – смотри его 80-минутного Бетховена «а ля Рихард». Ну, может, ГНД и «не хотел, и его заставили», тем не менее, фюрер и его камарилья упивались Чайковским даже когда советский Алёша, звеня орденами и медалями, полученными от родных Партии и Правительства, уже трахал расово чистых немецких блондинок пред самым подъездом Берлинской Рейхканцелярии. Хотя, – какое дело может быть до каких-то там блондинок у намертво скреплённых узами настоящей мужской дружбы труЪ-геополитиков?
Пошлость, как известно, есть признак плагиата, но ведь и гимн «Люфтваффе» был любимой песней советской молодежи, которой в свое время нещадно рулил никто иной, как Альфред Розенберг – родившийся на Разгуляе и долго живший на Москве вождь столичного Пролеткульта. Согласитесь, есть что-то до боли геополитичное в ситуации, когда в окруженном советскими войсками Берлине в касках с рогами фашисты слушают Чайковского, а русский дирижёр Николай Голованов с потрясающим успехом грохочет на всю Москву Вагнером в «Большом Голубом» и сливает это арийское месиво на жирные шеи сисястых жён их, не менее упитанных от голода войны, пролетарских высокоблагородий!
Что же получается? Кто кого вдел в Нордическое Кольцо Нибелунгов (НКН)? Мы их или они нас? Как мальчишкам и девчонкам представить себе фюрера, смахивающего скупую арийскую слезу кончиком чёрной лайковой перчатки под «во поле березка стояла» Петра свет нашего Ильича и не обкакаться потом от смеха и не умереть от стыда брезгливости за Стиль? Сложные, одинокие люди, все над ними смеются... Как, впрочем, и сама «наука». Геополитика.
Постромантизм конца XIX века был не столько отмечен интересом к фёлькише вообще, сколько общей подозрительностью к «правильному» и нудному классицизму, с одной стороны, и – романтическому волюнтаризму, с другой. Однако постромантизм накладывал краски лишь на старые слои традиций, и только модернизм коренным образом перегрунтовал этот сакральный холст, заключив договор-франшизу с простолюдином на предмет использования его «страстной брутальности» в плане интенсификации, стоявшего тогда за «рамками приличий», архетипа гопника-жывотного.
Не знаю, писал ли кто до меня, но франшиза – не просто коммерческая сделка. Люди живут образами собственных снов и, скорее, наделят смыслами их, чем факты реальности. Да и Шопенгауэр – ровесник наших героев – свой главный трактат так прямо и назвал «Мир – как воля и представление (gestalt)», а потому так сложно иногда бывает провести чёткую границу между концом старого и началом нового стилей до того, как буквально вымрет соответствующее поколение эпигонов.
Нередко новое так хорошо «запрятано» в гештальт старого, что, находясь под халявным кайфом весьма доступной ностальгии, люди и не замечают, что поезд давно ушёл. Действительно, и поезд ушёл, и ложка нашлась, а вот осадочек-то остался: восточно-христианский (ортодоксальный) лозунг «каким ты был – таким ты и остался», на стыке времён сменился западно-христианским «кто был ничем – тот станет всем», а идиллия сельской общины и непорочных прыжков через костер, аналогично, – отчаянным драйвом городской черни и кованым сапогом кровожадного националиста.
Можно сказать, что «современная» эпистема уже сложилась примерно к началу Первой Мировой Войны – если последнюю вообще не считать результатом реакции инсайдеров на эпистемологическую неуверенность аутсайдеров. Ведь, причиной войн, как правило, являются именно те силы, что так-злобно-нас-гнетут, но гнетут-то они нас – как с той, так и другой стороны, – возникает конфликт интересов, и на этом конфликте эпистемологически уверенные решают свои проблемы. Точнее, думают, что решают.
Тем не менее, мир всё равно меняется, появляются новые брэнды, старые договоры теряют силу, и франшиза исчезает за ненадобностью. Так, «народный» национализм стал политическим, устои «обыкновенного» христианства неслабо затрещали, и на фоне этого тревожного треска обозначились новые «вопросы». Например, мало кто сегодня вспомнит, что т.н. «еврейский вопрос» рубежа XIX-XX веков был продуктом английского политического модернизма конца XIX века. Именно тогда, находясь под влиянием своего тестя, Вагнер написал странную книгу под названием «Еврейство в музыке», где под обычные для тех лет банальности подводится модернистская стратегия идентификации евреев по национальному признаку.
Вирус «национальности» поразил тогда, похоже, всех. Чемберлен, Ле Бон, Гобино и другие заинтересовались Индией, теорией каст. По аналогии с древней Индией, где статус каст охранялся верой в наследственность, а жреческих – чуть ли не правом на инцест, теоретики «еврейского вопроса», таким образом, определили среду обитания хазарского жречества по провинциям распадавшихся империй («лимитрофов»), в результате чего сам «антисемит» Вагнер, получается, представлял собой голимого, неполноценного полуеврея. Странная точка зрения, определявшая «еврея», как имперского изгоя, – явно ангажированная феодальными штампами обитателей разорявшихся «дворянских гнёзд».
На этом же попался и геополитик Чайковский, о чем нам простодушно поведал его брат Модест. Хотя ежу и без староверов ясно, что гуща народной жижи засасывала в первую очередь тех, кто в этой самой жиже хотел поймать золотую рыбку, – типа манерно окающего максимушки-горького, который сначала выдавал за свои стихи француза Леконта де Лиля, а потом доокался беспезды, сочинив манифест третьего матриархата («Мать»), немного, правда, состарив знаменитую Свободу-с-Сиськами-из-Парижа. Тем не менее, тема сисек была раскрыта Российской Империей уже в первом десятилетии XX века, и это непреложный исторический факт.
Как видите, можно обойтись и без «евреев», – хотя нет: в промежутках между посещениями геополитического капища на острове Капри Пролетарский Писатель занятия геополитической наукой отнюдь не бросал и грыз гранит знаний с великовозрастным сынишкой-племянником Свердлова, которого Писатель предусмотрительно усыновил. Остров Капри был тогда Меккой геополитиков, кишмя кишевшими также вокруг Доброго Дедушки Ленина (ДДЛ), хитро щурясь от южного солнца, съедавшего тогда в день тонны макаронов, пиццы и хлебных чернильниц в институте благородных девиц, куда проницательные староверы регулярно носили ему харч, и где тот перекидывался шахматишками с коллегами по Коминтерновскому КГБ – нежно друг другом любимыми будущими диктаторами Европы (мы об этом уже говорили и по новой батон крошить на вождя не будем).
Интересная была эпоха, не правда ли? Каждый должен был кого-то любить или ненавидеть – либо народ, либо вождя, либо какого другого геополитика или, на худой конец, старовера. До основанья, а затем. Общее – все, ибо индивидуальное (они считали) заранее предопределено архетипом Матери, а значит – ничто. Ничто, которое ничтожит: «мать», она же лоно, яйцеклетка, выдающая нагора единицы того, что позже назвали «мультитюдом» – нет, это не народ, нация, и даже не толпа. Это – находящиеся далеко от курицы – куриные яйца в пластмассовых и картонных коробках; яйца, которые сами же курицы с удовольствием клюют. Простая арифметическая сумма единиц с общей «мамой», которая всех любит, а потому с удовольствием их ест.
Любовь как причастие. Лёгкий наркотик каннибализма. Вот почему по прошествии совсем немногих лет благородные девицы, любя, начали хуячить друг друга спизженными друг у друга хуями, а потом оставшихся в живых так же любя и охуенно перехуячил Главный Каннибал с Трубкой и Усами (ГКсТиУ). И вот вопрос: откуда, всё-таки, ноги растут у труЪ-фашизма-интернационализма? Кого считали труЪ-старовером фашистские геополитики в касках с рогами – Вагнера или, всё же, Чайковского? О каком ещё «фашизме» можно мечтать, живя в фашистской стране?
3. ATUR РОЖДЕННЫЙ ПОЛЗАТЬ ЛЕТАТЬ НЕ МОЖЕТ
Вот почему власти так крепко любят свой народ, численность которого падает со скоростью геометрической прогрессии: кастрированные мужи государства, кастрирующего своих мужей.
Любое государство это, в первую очередь, коммуникации – каналы, по которым растекается информация, а не обслуживающие эту систему люди. Коммуникации, оформленные в виде институтов. Информация – сама по себе, люди тоже. Однако человек, состоя на службе тех или иных коммуникаций, получая общественный статус «гражданина», таким образом, сам становился информацией – отсюда и стратегия выхода из тупика в лабиринте идентичности. Тем не менее, обратиться одному гражданину к другому от «имени государства» невозможно. То есть, строго говоря, можно, но существование такого «государства» рано или поздно будет поставлено под вопрос: имя превратится в псевдоним. Например: «Президент ходит на очко от имени государства или как частное лицо?» – Правильно: президент великого государства на очко не ходит. На очко ходит переменная, функция же от неё ходить на очко права не имеет.
В начале века так не думали. Ностальгия по матриархату была лишь следствием эпистемологической неуверенности и попыткой ребрендинга сословных традиций на общем фоне дичавших «вишневых садов» и «давайте, господа, сшиваться». Системообразующих понтов оказалось явно недостаточно. И даже, несмотря на то, что Трём Сёстрам™ сшиться удалось весьма крепко, сословное всё больше замещалось национальным, и – то тут, то там – возникали всё новые и новые «вопросы».
Недостаточно, оказалось, повесить крест на пузо тому или иному абханаку – что-то очень сильное отталкивало его от Хозяина. И в «санкть-питирбурхе», наконец, поняли, что касательно «империи» не Слово было в начале, но Соль, Ртуть и Сера. За отсутствием чего проще было намылить гордому абханаку задницу и склонить к геополитике, чем ставить пафосно в ружье вечно поддатых уёбищ из «дворянских гнезд» – чванливых носителей блестящих висюлек и профессиональных подглядывателей в женские сортиры.
Жирные, постоянно выковыривающие кутьёвые крошки из жидких козлообразных бород, батюшки тоже ничего толком объяснить не могли – лишь размахивали огромными крестами да проклинали дежурного антихриста под инфернальное улюлюканье их бледнолицых пёзд. На рубеже веков стало очевидным, что христианство постоянно проходит мимо чего-то очень важного, или, другими словами, язык христианства оказался недостаточно полным для описания всех проходящих в современном мире процессов.
Однако были и те, кто это «что-то» пытался найти в самом христианстве. Кто? Абстракцысты и пидарасы начала XX века, кто же еще? Даже в личности Христа они открывали для себя какого-то другого, потаенного (absconditus) Бога. Оккультизм, богоискательство, сектантство – это были видимые части одного огромного айсберга, имя которому – Меркурий.
Если найденное в процессе поиска алхимической ртути считать информацией, то вдохновением для модернистов как раз и послужили маленькие, далеко не всем доступные открытия, а потому и сам этот стиль объявили вычурным и антинародным. Копирайт на понятие «народ» всегда принадлежит власти – так что, даже если весь народ принесёт на Красную Площадь по триста граммов говна, власть однозначно спишет это на ЦРУ; найдёт какого-нибудь «антинародного» бомжа, объявит зачинщиком и посадит его в тюрьму, предварительно подкинув так называемый «наркотик». Оборотни, хуле.
Если русские кучкисты вместе с Григом, Сибелиусом и Бартоком, пихаясь и плюясь семечками, шли в народ, интуитивно подыскивая имя этому герметическому дракону, то модернисты – и Рихард Штраус в первую очередь – с ходу растопырили пальцы и дали папу: поставили перед собой классическую задачу так называемого «оживления Азота», являющуюся чем-то вроде алхимического аналога теоремы Ферма (а, ведь, наш Горький свет Максимушка предупреждал прогрессивную международную общественность, сигналил!).
Вспомним сюда, появившихся буквально из ниоткуда, легион усатых матохарь, саломей и электр с трусами и без – пошлых танцовщиц начала века, яко бы «вечную женственность», выложенную в качестве товара на прилавок «современного», – пафосные «бороды» реально женственных геополитиков и староверов типа Сережки Есенина, – и станет очевидным глобальный астигматизм эпохи: косоглазие, поразившее, в первую очередь, крылатых демонов богемы, выставивших свои худосочные интеллигентские попы перед картиной Шишкина «Три богатыря».
Если «доазотных» и «послеазотных» композиторов собрать вместе и поделить на две могучие кучки постромантиков и модернистов, то, протестировав их на отношение к алхимическому креативу «современного», символически обозначаемого планетами Сатурн и Венера (мы поступаем так, как это делали они!), получим тогда следующий компот: Римский-Корсаков, Делиус и Штраусс окажутся по одну сторону параши, а Скрябин, Елгар и Вагнер – по другую. Так, по три – хватит пока, остальные сами подойдут. И мы не будем, конечно же, распространяться на предмет авторитета автора «Китежа» и «Садко» во вполне определенных, геополитических кругах Европы, – намекнем лишь на то, что во время зверских пыток фашистами героических партизан-музыкантов, те, скрипя зубами, почему-то всегда проговаривали только это имя (ну не пидорасы?!).
Таким образом, сложились как бы две модернистские партии: Партия Геополитических Христиан (Партия Сатурна) и Партия Агрессивных Фёлькишей (Партия Венеры), известные больше как партия социал-большевиков и партия национал-социалистов.
Надо ли говорить, какую чушь, прямо-таки в духе Оскара Уайльда, нес Стравинский, заявляя, что музыка, дескать, говорит лишь сама о себе. Общество восприняло этот дешевый спич за стаканом шотландского виски весьма конкретно – в духе нежелания отвечать за базар, а Оскарушка даже загремел на нары. Однако, чисто по взрослому, прессануть этих художников-геополитиков оно так и не решилось. Общество так и не смогло залапать своими жирными руками их тонкие, подобные свадебному мотыльку, натуры, выковыривающие яйца очаровательного глиста прекрасного в суровом говне жизни, этого вечно юного глиста-опарыша, постоянно ускользающего сквозь тонкую пелену бытия…
Поскольку само тогда пропиталось геополитикой и староверием по самое некуда. Действительно, какой настоящий художник может спокойно и бесстрастно щёлкать еблом, в то время как носители подлинного архетипа вологодским узором аутентично серят ему в белый рояль?
Дикий шабаш веселящейся урлы. Заря новой эпохи. Однако corruptio unius est generatio alterius, и модернисты решили начинить патроны собственных эзотерических конструкций этой брутальной энергией, направив орудия эпистемы на всех, кто по той или иной причине не соответствовал ни парадигме Крови, ни парадигме Почвы. Точно подсчитав тротиловый эквивалент готовящегося залпа «Авроры», Рихард Штраусс, что есть силы, нажал тогда на педали органа, и Заратустра начал спускаться с горних высот в мир дольний. И все тупо закружились в вальсе, который испокон веков считался танцем богов.
_________________
Продолжение ⇒ ЗДЕСЬ
Окончание ⇒ ЗДЕСЬ
Комменты здесь
_________________
Группа ДК
СОДЕРЖАНИЕ - послушать и скачать
ЭКЗОТИКА-1991 - публицистика 90-х
Канал НОСТАЛЬГИЯ - посмотреть целиком
Группа ДК на www.youtube.com
Радио МАЯК - "Первый Отряд" - "Русский Рок"
НОВОЕ ИСКУССТВО (магазин) - приобрести: альбомы ДК
ДОМ КУЛЬТУРЫ (магазин) - приобрести: журнал АТАКА, etc
ЗЕРКАЛО-1: http://lj.rossia.org/users/zharikov/
ЗЕРКАЛО-2: http://zharikov.dreamwidth.org/
↧
Рихард ШТРАУСС: «НЕ ЗАБУДУ МАТЬ РОДНУЮ» -1
↧